В тридцатые годы Эдгар жил спокойно и тихо. Каждый день к нему являлось по нескольку посетителей. Их приход считался частью сложившегося распорядка, и без этого он бы чувствовал себя одиноким. По воскресеньям он ходил в церковь, иногда бывал в кино и в парикмахерской, но по другим поводам почти не покидал дома, работал в саду, удил рыбу или мастерил что-нибудь в будочке, выстроенной им для себя за гаражом.
Обычно он вставал рано и наблюдал, как восходит солнце из океана. Как только становилось светло, он читал Библию. Завтракал Эдгар отдельно от семьи, предпочитая горячий, крепкий, сваренный по собственному рецепту кофе. Если позволяла погода, он трудился на воздухе до прихода почты. Сад у него был большой, Эдгар оказался хорошим хозяином, и у него все росло в изобилии. Но вот удачливым рыбаком его бы никто не назвал. Его удочке явно не хватало волшебства, однако в небольшом пруду за домом водилось много рыбы, и он всегда возвращался с уловом. В конце лета он с удовольствием что-нибудь консервировал и заготавливал на зиму. В сентябре полки домашнего погреба просто ломились от этих “плодов его искусства”, но к весне запасов оставалось мало – он ничего не жалел для близких и дорогих ему людей. Семьи, к которым он относился с огромным уважением, получали образец его мастерства – банки с персиками, консервированными в бренди. Утреннюю почту, как правило, доставляли к десяти часам, и, прочитав ее, он проводил первое “чтение”. Затем Эдгар садился за машинку и печатал ответы на письма. Второй завтрак бывал в час дня. Затем Эдгар возвращался и продолжал печатать ответы, не оставляя ничего на следующий день. После дневного “чтения” он отправлялся рыбачить, или работал в саду, или проводил несколько часов за верстаком. Обедал Эдгар в шесть, ел с удовольствием, заканчивая такой же чашкой горячего крепкого кофе, какой и начинал свой день. Вечерами он читал газеты, слушал радио и раскладывал пасьянс с Гертрудой или играл с ней в русский банк. В одиннадцать часов они слушали новости, а потом ложились спать. Когда к нему являлись посетители, он беседовал с ними в большой, вытянутой в длину гостиной со старомодным камином и видом на океан. Если они приходили с серьезными и тяжелыми проблемами, он внимательно выслушивал их и пытался вселить надежду. Когда они хотели обратиться к “чтениям”, он рассказывал им истории из прошлого, желая, чтобы они с доверием отнеслись к будущей информации. Народу у него бывало немного, но среди них постоянно встречались калеки, изувеченные, инвалиды, безнадежно больные или же люди с нервными заболеваниями. Выздоровев, они часто снова приходили к нему, и случалось, что он оказывался счастливее их, выслушивая рассказы посетителей о том, как им помогли его “чтения”.
Обычно эти истории слушала и Полли, старая самка попугая, весьма злобная и шумная. Долгие годы она плавала с матросами на корабле. Ее подарил Эдгару один из приятелей. Полли не отличалась хорошими манерами. Она нередко сопровождала чей-нибудь пространный рассказ ехидным хмыканьем “тек-тек” или свистела с долгим вздохом облегчения, когда какая-то достаточно утомительная история подходила к концу. Но Полли была предана своему хозяину и никогда его не перебивала.
Одобрение она тоже выражала свистом. Полли освистывала всех приходящих моряков и многих хорошеньких девушек, изредка переходя в общении с ними на хитрое “хэлло!”. Она подражала любому услышанному ей свисту. Проводя много времени с Хью Линном, она выучила популярные песенки и самозабвенно, фальшивя и не в тон, распевала их. Иногда ей позволяли покинуть клетку, стоявшую на веранде, и она наслаждалась свободой в гостиной. Как-то осенью она забралась на большое кресло у камина и заснула.
Сумерки сгущались. Эдгар был наверху, а свет нигде не горел. В это время в прихожую вошли два посетителя, желавшие повидаться с мистером Кейси. Они о нем немало слышали и хотели бы точно узнать, чем он занимается. Гертруда провела их в гостиную. Они сели в дальнем углу, куда еще проникал дневной свет. На другом конце комнаты в полумраке проснулась разбуженная шумом Полли.
– Что вам здесь надо? – с раздражением спросила она.
Когда Эдгар спустился вниз, гости уже выходили. Он успокоил их, включил свет и усадил Полли в клетку.
Среди его домашних любимцев имелись также две канарейки. Их клетки находились в конторе, вдали от Полли. Во время “чтений” они часто пели, но ему это скорее нравилось, чем мешало. Жил у него на заднем дворе и большой кролик, подаренный знакомым, но как-то хромой мальчик, для которого проводили диагностирование, уходя, забрал его с собой.
Каждое лето к Эдгару приезжала Керри. Обычно ее сопровождали Томми, его жена и их дочка Кэролайн. Бывали на побережье и его сестры. Друзья из Нью-Йорка, Вашингтона, Селмы, других мест тоже любили отдыхать на вирджинском побережье. Сквайр умер 11 апреля 1937 года, гостя у одной из своих дочерей в Нашвилле, штат Теннесси. Его похоронили в Хопкинсвилле рядом с женой. После похорон Эдгар отправился на старую ферму. Он миновал лес и вышел к излучине реки, где росли ивы. Там он помолился за своих родителей.
В июне 1939 года Эдгар Эванс закончил Университет Дьюка. Он получил место в вирджинской электрокомпании Норфолка и жил теперь дома. Летом вся семья почувствовала себя особенно счастливой и более сплоченной, чем когда-либо прежде. Ассоциация постепенно расширялась, крепла и набирала силы. Решено было выстроить новое крыло дома и разместить там библиотеку и ряд контор. Строительство начали в 1940 году и завершили в 1941-м. В сентябре того же года состоялось торжественное открытие, и первое “чтение” провели в новом кабинете Эдгара, светлой комнате, выходящей окнами на озеро.
За двадцать два года до этого, когда президент Вудро Вильсон прибыл в Париж договариваться о создании Лиги Наций, в “чтении” утверждалось: “С американской делегацией в Версале будет сидеть сам Христос. Если цель, к которой стремится наш лидер, будет достигнута, на Земле наступит золотой век. Если же она не осуществится, начнется другая, страшная и грандиозная мировая война, в сравнении с которой только что закончившаяся будет выглядеть ничтожной. Это случится где-то в 1940 году. Ее развяжут те же силы, что и прежде”. В прогнозе Эдгара не содержалось ничего необычного, люди, не обладавшие способностями к ясновидению, предсказывали то же самое и точно называли даже год грядущего конфликта. И вот теперь, в сентябре 1939 года, в битву уже вступили мощные силы. За “чтениями” стало обращаться гораздо больше людей – они или являлись сами, или рассчитывали получить их по почте. В начале 1941 года Эдгар Эванс вступил в армию рядовым. Позднее он стал офицером и неожиданно для самого себя дослужился до звания капитана. На вирджинском побережье расположились два военных лагеря, заметно возросли численность и влияние флота, много значившего для Норфолка даже в мирное время – в результате его формирования заняли всю территорию округа Принцессы Анны. Хью Линн следил за осуществлением программы отдыха для солдат до тех пор, пока Организация объединенной службы не взяла это под свой контроль. Потом он присоединился к армейским отрядам особого назначения и сражался в танковых частях генерала Паттона до конца войны, уже на территории Германии. Оба сына женились: Хью Линн в 1941 году, Эдгар Эванс в 1942-м. К концу 1943 года у Эдгара было двое внуков. Сын Хью Линна, Томми Тейлор Кейси, родился в октябре 1942 года. Его двоюродный брат Эванс Кейси появился на свет годом позже. Мальчики ежедневно навещали деда, пока их отцы воевали за океаном.
В марте 1943 года было опубликовано первое издание книги “Река жизни”. На Эдгара сразу же обрушился шквал корреспонденции, телефон также звонил беспрестанно. Понадобилась дополнительная помощь в конторе, а почтальон в конце концов отказался доставлять мешки писем. Гертруде пришлось самой ездить на почту и привозить письма в машине. После ухода на фронт Хью Линна Эдгар один просматривал письма и диктовал ответы на них. Полностью изменился распорядок его дня. Теперь он проводил от четырех до шести сеансов в день вместо обычных двух.
Он забыл о своих увлечениях, забросил сад. Окуни игриво плескались в озере, но у него для них больше не было времени. Сразу же после завтрака он принимался диктовать ответы, и это продолжалось до начала утренних “чтений”. Часто он ложился отдохнуть на два часа, до половины первого дня. Второй завтрак, как и прежде, бывал в час. Время после него посвящалось корреспонденции. Когда заканчивались дневные “чтения”, Эдгар проверял перечень заявок и решал, что с ними делать. Если у него оставались свободные минуты перед обедом, он использовал их для диктовки, а после обеда работал до половины десятого или десяти вечера. С июня 1943 до июня 1944 года он провел 1385 сеансов. В августе 1944 года напряжение настолько возросло, что Эдгар не выдержал. Собрав силы, он продиагностировал сам себя. Рекомендации были простыми и определенными: ему надлежало на время бросить дела и отдохнуть. Надолго ли? “До тех пор, пока он не выздоровеет или не умрет”,- говорилось в “чтении”. Он отправился в горы Вирджинии, в Роанок. Гертруда поехала вместе с ним. На какое-то время он почувствовал себя лучше. Эдгар написал письма друзьям, он с оптимизмом смотрел в будущее и думал о том, как расширить Ассоциацию после войны. В сентябре с ним случился удар.
Он вернулся домой в ноябре, проехав по желто-багряной от опавших листьев осенней сельской местности, где его предки сражались с корнуэльцами. Дома на Арктик-Кресен он целыми днями лежал в постели, глядя на озеро и океан. Эдгар скончался 3 января 1945 года в семь часов пятнадцать минут вечера. За несколько часов до смерти, очнувшись от забытья, он сказал:
“Как же наш мир сейчас нуждается в Боге”. Его похоронили в Хопкинсвилле рядом с близкими.
Через три месяца там же была погребена и Гертруда. Она умерла на рассвете в первый день Пасхи. Так завершилась история их любви, начавшаяся почти полстолетия назад летней ночью, когда мир напоминал усыпанное цветами поле, а жизнь казалась бесконечной.
После смерти Эдгара в недрах Ассоциации развернулась серьезная работа. В папках на вирджинском побережье хранились записи тридцати тысяч “чтений”. Никто из медиумов не оставлял столь обширного наследия – зримого свидетельства мощи своих сил. Группе исследователей, выбравшей из них наиболее интересные для науки и самые полезные для дальнейшей практической деятельности, удалось после долгих трудов дойти лишь до буквы Б. Для завершения работы, необходимой классификации и оценки материалов разного типа и категорий понадобится труд целого поколения. О результатах понемногу становится известно из публикаций Ассоциации, а ее члены (их количество неуклонно возрастает) с каждой неделей и каждым месяцем все настойчивее проникают в сущность того, что рождено подсознанием Эдгара Кейси за долгое время – с 31 марта 1901 года и до последних дней августа 1944 года. Когда это станет общим достоянием, масштаб и смысл сделанного Эдгаром Кейси окончательно прояснится.
—–